Как выяснилось, он год вынашивал свои планы, тщательно готовился, закупал оружие, а утром того же дня на своей странице «В контакте» признался в лютой ненависти ко всему человечеству. Ужасает тот факт, что его призыв «Убей всех» получил большой отклик: «обитатели» соцсетей поставили около пяти тысяч «лайков». Ведь это потенциальные Брейвики и Виноградовы. Этот факт говорит о неслыханном уровне агрессии в обществе, и в частности, в молодежной среде. Ведь в соцсетях «живет» преимущественно молодежь.
Говорят, что этот Виноградов пил антидепрессанты. Хотя и эта информация не подтверждена. Соседи, которые знают его много лет, ничего странного или предосудительного не замечали. Я старался просмотреть все, что написали и сняли об этом убийце и, как психиатр, хочу сказать, что списать все на болезненные расстройства психики было бы неверно и упрощенно. «Расстрелял безвинных людей – значит шизофреник», – так, увы, думают многие. Я в таких случаях говорю, что «мерзавец» – это не диагноз. Такая стеничность, планомерность действий, многомесячная подготовка этого преступления – это плод не болезни в медицинском понимании. Это плод глубочайшего перерождения души, ее нравственной деградации и демонизации. Это сатанизм в действии. Кроме того, в психиатрии существуют понятия «вменяемости» и «невменяемости». То есть ответственности за свои поступки. Никакой «невменяемости» в этом случае не прослеживается. И еще. Можно быть больным, и даже очень больным психически человеком, но это вовсе не приведет к таким страшным последствиям. Тот же Брейвик даже настаивал на своем психическом здоровье. Оно и понятно: если признать его больным, тогда вся его «философия» насмарку. Тогда вместо «геройства» получается обычное сумасшествие. И кощунницы, которые скакали на амвоне, тоже предпочли не иметь душевных заболеваний. А иначе вся ненависть к Церкви – коту под хвост.
Родители Виноградова не заходили в комнату к сыну. Он им этого не разрешал. А их это, видимо, устраивало. Сын не пьет, ведет себя тихо, вежлив… Видимо, в их квартире каждый жил сам по себе. Можно ведь и дальше порассуждать: их семья – микромодель нашего общества. Мы все в какой-то скорлупе. Родители не знают, чем занимается их сын в соседней комнате. В лифте мы не здороваемся с соседями. В школе личность ученика затмевают пресловутые баллы ЕГЭ. А недавно один молодой человек пришел ко мне на прием, как к психологу и попросил совета. «Я, – говорит, – уже пять лет хожу в Храм и сам ни с кем не общаюсь и не здороваюсь и со мной никто». Как там было у Жванецкого? Школа – для учителей, больница – для врачей… Грустно, как-то, от всего этого делается. Мы уже не помним про «агапе» первых христиан. Не забуду одного старенького батюшку в Чувашии, который в свой день Ангела, после службы накормил от души всех-всех кто пришел в тот день помолиться в Храм. А ведь деньги могли сгодиться и на нужды прихода… Я не хочу сгущать краски. Много в нашей жизни и хорошего. И батюшки такие и есть, и будут на Руси. Но можно ли в целом изменить сложившуюся ситуацию к лучшему? Можно. Перемены надо начинать каждому из нас с себя. И тогда общество будет добрее.
Дмитрий Авдеев